Родиться в Вифлееме [СИ] - Дмитрий Виконтов

Больше ни для чего времени не оставалось.

Рейкер грохнул, раз, другой, выплевывая «шипы». Капитану «Молоха» казалось, что бездушное оружие стремится поскорее опустошить обойму, выпустить все заряды в черную фигуру, смазанную, нечеткую, как будто окруженную вихрем черной пыли. Свет на центральной палубе АРК «Молох» продолжал мерцать, наполнив все вокруг пляской теней, но даже в моменты, когда молочно-белые пластины по обе стороны коридора в очередной раз ослепительно вспыхивали, сгустившаяся вокруг фигуры вуаль сумрака не отступала, а наоборот становилась еще гуще и чернее. Шедшее по палубе «Молоха» казалось проломом в мироздании, изъяном в окружавшей умирающего человека реальности.

Выстрел, другой, третий — «Шершень» едва заметно вздрагивал в руках капитана, вплетая в металлическую какофонию агонии АРК хлесткие, резкие удары. Несколько «шипов» оглушительно звонко ударили в потолок позади темной высокой фигуры — потеря крови делала свое дело, и капитан едва мог держать в руках ставшее неподъемным оружие, не говоря уж о том, чтобы точно прицелиться. Впрочем, овеществленный сгусток мрака, склонившийся над ним, с одинаковым безразличием отнесся как к промахнувшимся, так и попавшим в него «шипам». Как будто тот, чье имя носил корабль, лично явился, нашел его в бездне космоса, в глубине системы, затерянной в пространстве врага.

И теперь пришел за единственным выжившим человеком на борту «арки».

Последний выстрел рейкер произвел практически в упор в безликую «голову». Кружащиеся не то пылинки, не то снежинки чего-то черного равнодушно пропустили «шип», занятые своим хаотичным танцем-вихрем. Тонко пискнул энергоблок «Шершня», эхом ему вторил сигнал опустевшей обоймы.

— Т-т… варь… — выплевывая кровь, с бессильной ненавистью и отчаянием шепнул капитан.

Окруженный щитом темноты визитер не ответил. Завеса частиц темноты лопнула, раздалась в стороны, неяркое, похожее на тусклый свет зимнего дня свечение плеснуло в глаза умирающему. Дымчато-серая прозрачная пелена упала на человека, накрыла тонким саваном. Внезапная судорога прокатилась по кораблю; световые панели, и без того едва работающие, будто ужаснувшись происходящему, погасли все, разом, погрузив коридор во тьму.

Когда свет появился вновь, капитан АРК «Молох» был мертв.

Вальс «снежинок» стихал. Все быстрее и быстрее они втягивались в черную фигуру, и с каждой «снежинкой» чернота редела, распадалась, как разорванные неожиданным порывом ветра облака. И минуты не прошло, как в мерцающем свете остался устало сгорбившийся тэш’ша в мундире с длинными наплечниками, точно выточенными из массивного куска обсидиана. Путанный, сложный узор на груди под горропой в круге — два ярких белых пятна на темном багрянце ткани мундира. Ни оружия, ни устройств связи, ни ас-саме, ни пакета на бедре с копией «Песни Ушедших» — ничего.

Отвернувшись от мертвеца, тэш’ша, тяжело ступая, прошел по коридору. Дверь, к которой так и не добрался бывший капитан «арки», раскрылась перед ним. Мостик встретил тишиной: вся смена, более двух десятков человек, умерла в самом начале, не успев ничего понять. Переступив через лежащий у самого входа труп в синей форме, тэш’ша прошел к ближайшему пульту, сбросил лежащее на нем тело, и опустился в освободившееся кресло. Сидеть было неудобно, пускай даже кресло и постаралось максимально подстроиться под массивную и рослую фигуру, но комфорт ему и не требовался. Страшная усталость, опустошение, желание закрыть глаза и заснуть — с этим ему приходилось ежеминутно, ежесекундно бороться, выжимая из себя последнее. Скоро он сможет отдохнуть, скоро то, к чему он так долго готовился, понесется по определенному им пути. Но до тех пор — каждая секунда, каждая деталь, каждая мелочь требует неусыпного внимания, работы ума и концентрации. Миг, когда можно остановиться и отдохнуть, он миновал, сделав первый шаг по палубе человеческого корабля, принеся с собой хаос и смерть.

И мало утешало, что едва ли кто другой на его месте смог бы выдержать так долго.

Капля усилий, капля внимания — приятный для глаз аварийный свет погас. Он остался наедине со своими мыслями в абсолютной темноте.

Это не беспокоило. Не мешало. Покой и тишина помогали погрузиться в себя, оценить, осмыслить то, что сделано и что предстоит. Не для того, чтобы принять решение, — а для того, чтобы найти в себе мужество и уверенность следовать дальше, бесстрастно воплощая задуманное в реальности. И раз за разом ощущать в этом покое, тишине неуемное любопытство, жажду выйти за границы позволенного, разведанного, стремление идти вперед, искать и находить новое, открывать давно забытое старое. Чувствовать, находить в окружающем нечто незаметное для остальных — и стать первым за многие сотни Оборотов, чьи успехи на стезе постижения мира ставили на одну доску с триумфами на поле боя.

Он никогда не сомневался. Никогда не позволял метаться между вариантами грядущего, открывавшимися ему. Он видел, что делать, как делать, зачем делать. Он видел момент, когда надо действовать. И делал то, что должен, бестрепетно убирая все мешающее со своего пути.

Он никогда не сожалел о сделанном. И все же иногда ему хотелось мечтать, чтобы кто-то другой взял на себя этот груз, кто-то другой стал тараном, обреченным сокрушить то будущее, крохотный лоскут которого открылся ему на миг — и вселил в душу темный, беспросветный ужас.

Но больше не было времени мечтать. Горропа ждала его, а за спиной были те, кого он должен спасти. Пути назад не было.

Несокрушимая воля в очередной раз заставила встряхнуться, сконцентрироваться. Пульты, системы мостика ожили, зажегся аварийный свет, появились над проекторами экраны. Энергия еще работающих регравов хлынула по отведенным ей каналам — только теперь этой энергией распоряжался тэш’ша, сидящий с закрытыми глазами, вновь окруженный черным, беззвучно кружащим вихрем.

Секунды бежали, складываясь в столь же стремительно утекающие минуты. Быть может, ему и не требовались больше механизмы, системы связи-отражения, вырабатываемая регравами энергия — иногда он сам затруднялся определить, какие барьеры пали пред ним, когда он, наконец, решился сделать необходимое. Быть может, он мог просто потянуться мыслью в нужную точку, просто шагнуть туда, отряхивая путы пространства как снег с ла’кста после метели…

Быть может — сейчас не место и не время выяснять это. И он полагал, ни того, ни другого у него уже не будет. Последние приготовления, последние детали — не очень нужные, однако могущие оказаться полезными.

Проекционные экраны подтвердили установленный канал связи, а бурлящая в нем, вокруг него, повсюду мощь надежно отсекла возможность установить настоящий источник сигнала. В центре мостика человеческого корабля появилась фигура еще не старого, но достаточно пожившего и много повидавшего тэш’ша.

— Феннаир, — негромко обратился он к образу Марраша’атаха. — Вы хотели говорить со мной…

Неуклюжий, лишенный изящности очертаний «Воронов» или стремительности «Стрел», транспортник пронзил тупым, будто обрубленным носом незримую пленку защитного экрана. Под сводами блока ангаров вспыхнули тревожные огни, вокруг транспортника появилось мерцающее бледно-алое свечение, предостерегая работающих в ангаре людей.

Похожий на прямоугольный раздутый в корме брусок, транспортник медленно проплыл над выстроившимися в ряд «Стрелами», «Воронами», десятком «Кракенов» и громадинами «Бармаглотов» — инструкции, регламентирующие работы с космолетами, все дружно забыли. Это было плохо, неправильно — но падающим от изнеможения людям, уже двадцать часов подряд не покидающих ангары, хватало сил сосредоточиться лишь на аккуратной и быстрой работе над поврежденными, израсходовавшими боезапас или даже изувеченными до неузнаваемости космолетами. А командора, ежесекундно ожидавшего появления преследователей, гораздо больше заботило время возвращения в строй космолетов, чем соответствие инструкциям ТехСлужбы. Техникам выдали карт-бланш на все, что придет в голову, разрешили привлекать всех, без кого сейчас боевая база могла обойтись — все во имя того чтобы в любой момент «Гетман Хмельницкий» мог выпустить не менее полутора сотен истребителей, перехватчиков, разведчиков и десантных модулей.

Пока что техники на пару с добровольно-принудительно «мобилизованными», пускай и, выбиваясь из последних сил, со своей задачей справлялись.

Транспортник осторожно опустился на выделенном ему участке: точно посреди ангарного блока, практически в районе центральной оси боевой базы. В обычных условиях там запрещалось сажать что транспортники, что космолеты, но сейчас и на это закрывали глаза. Семь только что прибывших транспортных модулей уже заняли последние свободные места. А с учетом того, что от «Авангарда» спешило еще пять угловатых транспортников — шеф ТехСлужбы разрешил использовать даже площадки подъемников.